Родион Мирошник: Людей, пострадавших от киевского режима, нельзя бросать на произвол судьбы

Посол по особым поручениям по преступлениям киевского режима МИД РФ Родион Мирошник о его миссии по созданию единой системы фиксации обстрелов и других преступлений Украины, а также о том, что делается, чтобы помочь нашим на Украине.

— Родион, Вы недавно были в новых регионах с рабочей поездкой. Расскажите об этом.

— Я далеко не первый раз там бываю, это моя Родина. Я проехал 11 регионов, которые находятся вдоль линии боевого соприкосновения: начиная от Воронежской, Белгородской, Брянской областей и до Севастополя — то есть Луганск, Донецк, Херсонская, Запорожская области, Крым.

Моя задача – сформировать базу данных о преступлениях киевского режима и создать условия для того, чтобы на основании этих данных был проведен судебный процесс, который сделает неотвратимым наказание преступников. Это не значит, что я сам все делаю. Моя задача – координация взаимодействия с правоохранительными органами, с региональными органами, со следственными структурами, с Министерством обороны, потому что я представляю внешнеполитическое ведомство, которое сегодня должно располагать максимумом данных о нарушениях международного гуманитарного, международного уголовного права, прав человека, которые сегодня совершаются украинским режимом.

В данном случае меня интересовали данные, связанные с украинскими обстрелами, с нарушением, в первую очередь, Женевских конвенций – это удары, наносимые по гражданским людям, по гражданским структурам, объектам, техногенным объектам, разрушения религиозных, образовательных, медицинских объектов. Женевские конвенции были написаны сразу после Второй мировой на опыте преступлений нацизма, именно там перечисляются нормы, которые считаются античеловечными. Я смотрел на эти объекты, я общался с людьми, которые пострадали от этого.

Я старался создать систему взаимодействия, которая позволяла бы собирать базу, которая на первом этапе отрабатывала бы трек политически-информационный. Весь мир должен знать об этом. Они должны знать о том, по каким больницам стреляет Украина, почему британские Storm Shadow прилетают по херсонской школе, почему по больнице в Донецке прилетает французский SCALP, почему американский Himars полностью, в хлам, разбивает больницу в Новоайдаре и там гибнет порядка 15 пациентов и врачей. Вот это мир должен знать.

Мир должен знать, что Украина совершенно не белая и не пушистая. Они плевать хотели на те нормы, по которым живет весь остальной цивилизованный мир, которые были приняты после жесточайшей трагедии Второй мировой войны. Сегодня Украина ее растаптывает, а британцы, американцы – этот коллективный Запад – благословляют ее на это. Гитлер говорил: “Я освобождаю вас от химеры совести”. Им же скорее всего было сказано: "Мы освобождаем вас от химеры международного гуманитарного права и обязательств".

— А как технически происходит сбор? Кто этим занимается? Государственные органы, волонтеры?

— Система постоянно формируется. В ней задействовано огромное количество ведомств – как региональные структуры, так и Следственный комитет, Генеральная прокуратура, Министерство обороны, Федеральная служба безопасности, административные органы власти, система здравоохранения – они все задействованы в сборе данных, в фиксации преступлений.

Но сейчас мы работаем над тем, чтобы была создана единая система, которая бы взаимодействовала со всеми этими структурами и имела свои возможности, дополнительные, которые позволяли бы собирать детали. То есть нужна единая база – база преступлений украинского режима, в которую будет входить фиксация по определенным правилам, которые используются для системы доказывания, которые могут быть использованы потом Следственным комитетом, какими-то международными прокурорами. Сейчас, на первом этапе правильно собранная база нужна для того, чтобы были предъявлены весомые доказательства на международной арене и на информационных площадках.

Процесс доказывания и процесс следствия занимает существенное время. Сейчас Следственный комитет очень эффективно работает. Сейчас работают вовсю судебные органы – Верховный суд ДНР, Верховный суд ЛНР, суд Ростовской области. Там много дел рассматривается, практически каждый день выносятся решения – решения по преступлениям, которые были совершены, например, в Мариуполе, в Волновахе, когда там были расстреляны проезжавшие мимо гражданские жители, которые просто пытались эвакуироваться, уехать из Мариуполя; когда был забросан гранатами подвал, в котором находились семьи; когда кто-то проходил мимо, а боевику это не понравилось и он поставил людей к стенке и расстрелял.

Недавно вынесли приговор человеку, который виновен в расстреле 37 мирных жителей. Огромное количество украинских боевиков получают пожизненное, меньше 12-14 лет я приговоров не видел.

То есть все, что касается обстрелов, обстрелов жилых кварталов, принуждения жителей, насилия, убийств, мародерства – это все становится предметом расследования. Но на это ушло 1,5 года расследований.

Поэтому сейчас нам надо создавать общую базу, в которой будет по правилам фиксироваться, собираться информация. Скорее всего, должны быть некие мониторинговые центры в каждом регионе, который подвергается военному воздействию. Там с единой базой федерального значения должны работать хотя бы относительно профессиональные люди, которые способны фиксировать все на фото, видео, уметь пользоваться информационными источниками, искать подтверждения, ссылки на официальные материалы. Эта база должна стать основой для предъявления обвинений.

— На Украине достаточно широко освещаются приговоры тем, кого они считают коллаборантами, военными преступниками и т.д. А в России эта повестка как-то на втором плане все время. Почему?

— Наверное, действительно недостаточно внимания, человеку свойственно жить своей жизнью. И, пожалуй, слава Богу, что далеко не все непосредственно касаются проблем войны. Может быть, дело в этом.

Но, знаете, для жителей государства не всегда правильно прятать голову в песок. Потому что, если бы мне 10 лет назад рассказали, что произойдет дальше, какое количество крови прольется, сколько городов, которые я прекрасно знал с детства, превратятся в руины, то я, наверное, рассмеялся бы в лицо говорящему или, по крайней мере, точно бы не поверил.

Если бы мне на Украине в 2013 году сказали, что будет мусорная люстрация, что чиновников будут хватать за шиворот и совать головой в мусорники, что будут ловить главу областной администрации и привязывать его к дереву, а каждый проходящий будет бить по нему палкой, людей будут выбрасывать из окон или расстреливать на улицах, на любой митинг могут прийти боевики и дубинами разгонять 70-летних стариков, я бы в это не поверил. И я думаю, что миллионы людей, живших в тот момент на Украине, тоже бы не поверили. Но деградация произошла моментально.

Поэтому когда мы думаем, что война далеко, это не так. Я считаю, что важны состояние мобилизованности, состояние понимания государственной политики, стремление никогда не допустить политической, цивилизационной, экономической деградации уже в нашем доме. Нужно учитывать чужие примеры и воевать за свою страну. Причем, кто-то делает это с оружием в руках, кто-то – экономически, кто-то – интеллектуально, морально, политически. Страна должна собираться, она должна собрать все усилия и быть как сжатая пружина, которая готова дать ответ на любой выпад против нее. Это в первую очередь касается настроения и мотивации населения.

— Помимо обстрелов Донбасса и других регионов, права нарушаются и внутри контролируемых Украиной территорий– от пыток и тайных тюрем, до обычных тюрем, в которых держат десятки тысяч человек с альтернативным правительству мнением. Эти люди тоже входят в сферу того, чем занимается ваше ведомство?

— Мы в любом случае исходим из позиции, что должны защищать наших соотечественников, мы должны защищать людей, которые привержены нашей культуре, которые являются русскими не только по происхождению, но и по самоидентификации, в том числе и людей, которые сейчас подвергаются гонениям со стороны киевского режима.

Во-первых, вопрос заключается в том, чтобы оказать на Украину жесточайшее давление за эти преступления. Украина должна сама отказаться от этого. Украина должна понимать, что мир давит на нее, мир считает, что нельзя давить оппозицию, мир считает, что нельзя человека поймать на улице, потому что он только говорит на русском языке или он не такой как тебе нравится.

Эта ответственность, в первую очередь, на уровне государства. А потом нужны иные механизмы по конкретному человеку с конкретными данными о том, что сотворил украинский режим с этим человеком, на основании каких мотивов или каких решений его заключили под стражу. И дальше включаются другие механизмы, вплоть до может быть даже обмена. Но сначала должно быть оказано международное давление – давление на Украину как на государство-нарушителя, государство, которое должно ответить за то, что оно нарушает права человека.

— Да, это, конечно, главный вопрос в том, чтобы Украина прекратила преследовать людей по политическим мотивам, потому что это делать нельзя. Но есть случаи, когда это может не сработать, потому что есть люди, которые действительно помогали России – все-таки идут военные действия. Наверно, в их отношении кроме обмена ничего и не придумаешь. Существует ли какой-то диалог с той стороной?

— Да, есть диалог и, по крайней мере, есть наша позиция, наши предложения. Конечно, главным координатором этой темы выступает Татьяна Москалькова, уполномоченный по правам человека. Министерство иностранных дел всячески готово содействовать этому вопросу, но в рамках военного конфликта, в рамках такого жесткого противостояния сейчас может быть выстроена именно координация между омбудсменами, потому что она должна быть как можно менее политизированной. И вот тогда можно построить какую-то систему и добиться освобождения этих людей.

У меня есть определенный опыт работы с обменами. Я могу сказать, что лучше всего обмены проходят в тишине. Мы должны понимать, что работа ведется, что она есть, что есть определенные наработки, есть наше стремление к этому. Но преждевременный вынос информации за пределы не улучшает работу.

— Но людям все-таки не стоит думать, что их бросили – ими занимаются?

— Эта позиция вполне официальная — люди, пострадавшие от киевского режима, не могут быть брошены и оставлены на произвол судьбы.